27 января 1944 года - День снятия блокады Ленинграда. Блокадные дни пережила Анна Николаевна Филаретова, 1925 года рождения, ныне жительница ст. Дупленская Коченевского района Новосибирской области.
«…Птицей без крыльев в родные края»
Её голос я уже слышала в записи для архива Коченёвского краеведческого музея. Его сотрудники стремятся сохранить воспоминания ветеранов Великой Отечественной, их живой голос, интонации, эмоции, чувства. Кто расскажет нам про войну, когда все её герои уйдут и останутся только художественные книги и кино?
Так хотелось увидеть её лицо, глаза. Уже много лет рассказ о пережитой ею зиме в блокадном Ленинграде повторяется для разных слушателей без вариаций, абсолютно ровным тоном, и мне кажется, что я понимаю, почему: в эти минуты она вновь там, в осаждённом городе, с умирающими на глазах от голода родственниками, когда организм словно замер в оцепенении и ожидании – смерти? жизни? Эмоции – непозволительны, они разорвут сердце раньше, чем истощение разрушит тело.
Но глаза… Они при ровном голосе видят перед собой то, что было почти семьдесят пять лет назад, осенью 1941-го и зимой 42-го, и в них такой сумрачный свет и такая неизбывная боль, что я иногда опускаю свои, чтобы передохнуть от мысли: только бы не в последний раз… Анне Николаевне Филаретовой из села Дупленского, жительнице блокадного Ленинграда, без малого 90 лет, она такая маленькая и хрупкая, словно бы её рост и силы остались там, в далёком и страшном военном детстве…
Переселенцы поневоле
Многочисленная родня Боевы (фамилия отца) и Савиновы (девичья фамилия матери) не из коренных ленинградцев. В 41-м, буквально накануне войны, в Ярославской области разлилось рукотворное Рыбинское море, а жителей населённых пунктов, попавших под затопление, целыми колхозами переселяли на земли неподалеку от Ленинграда. До Финской войны от него до границы с зарубежьем было всего 17 км, после её окончания эта приграничная полоса заметно расширилась. Её-то и заселяли русскими переселенцами.
Пожалуй, потом, с началом блокады Ленинграда осенью 1941-го, таким пришлось труднее всего. Их, едва обжившихся за год, вновь сняли с места и в товарных вагонах перевезли ближе к большому городу. Казалось, под его укрытие, но в нём все выживали как могли. Их эшелон разместили даже не в городе – в дачных домиках пригородной станции Кавголово. Для поддержки – хлебные карточки. Вскоре норма отпуска хлеба по ним стремительно уменьшилась с пятисот до 125 граммов на человека. Кусок размером с небольшую ладонь должен был поддерживать работоспособность в течение суток. Люди выживали обменом вещей на продукты, ходили даже на хутора к финнам, которые не ушли на свою территорию. За добротную одежду выменивали, к примеру, шкуру телёнка, за велосипед – ведро картофельных очисток. Однако взятого при эвакуации с собой в вагоны скарба надолго не хватило, не до вещей было, когда места в последнем эшелоне не находилось и людям.
Смерть топталась рядом
Чтобы вдохнуть тепло в дощатые домики с одинарными рамами, жгли всё, что горело в буржуйках. Мёртвых из дома не выносили – складывали друг на друга в холодном коридорчике, чтобы, когда приедет похоронная команда, застывшие тела было сподручнее погрузить на телегу. Где хоронили? Аня, которой осенью 41-го исполнилось 16 лет, а выглядела она лет на 10-12, тогда не задавалась этим вопросом: говорили, что тела усопших припорашивали землёй в окопах.
Организм сохранял себя как мог, атрофировав все чувства настолько, что, вспоминает девяностолетняя Анна Николаевна, когда она однажды шла в утренних сумерках, чтобы занять на станции очередь за хлебом, а поперек снежной тропинки обессилено лежал какой-то мужчина, та девочка Аня просто перешагнула его, даже не оглянувшись на неподвижное тело.
Как соединить ту жизнь, которую невозможно назвать человеческой, и последующие годы, когда оттаивали заледеневшие душа и сердце?!
Блокадники не были жестокими, но голод погружал их в безучастие. Тётка, которая родила четвёртого ребёнка незадолго до эвакуации, молча держала свою страшно кричавшую девочку у иссохшей груди, у которой та и угасла, не получая ни капли материнского молока. Несчастная мать была готова отрезать свою пустую от голода грудь, но разве это спасло бы угасавшего на глазах младенца?! Они умерли все – сестра матери и её четверо ребятишек, а её мужа и отца детей, воевавшего с первых дней войны, судьба пощадила, оставив в живых на полях сражений, но с пепелищем в обугленной страданием по близким душе…
Помнит и как непрерывно плакал, прося есть, пока были голос и силы, новорожденный сын снохи – жены тоже ушедшего на фронт старшего брата Анны Николаевны, который появился на свет в товарном вагоне поезда по пути в Ленинград. Он умер первым, за ним второй ребёнок снохи. Хотя эта молодая женщина останется среди тех троих из 12 домочадцев Боевых и Савиновых, которые переживут первую блокадную зиму, она, позже эвакуированная вглубь страны, не будет искать встречи с вернувшимся с войны мужем. Между ними встали две мучительные смерти их безвинных детей, и эта пропасть оказалась непреодолимой.
– Не знаю, как я тогда, в блокаду, осталась жива? – Анна Николаевна и спустя 75 лет задаёт себе этот безответный вопрос. Может быть, сил девочке добавило долгое пребывание в больнице, когда её привезли туда с температурой за сорок градусов и дизентерией, которая помогала голоду творить своё чёрное дело… Здесь к хлебу по карточкам добавили жидкую похлёбку, она да постоянный медицинский уход поддержали молодой организм в борьбе за жизнь.
Жизнь как она есть
Печать пережитого оставалась на ней ещё долгие годы. Блокадные будни приучили принимать окружающее как оно есть и не проявлять придирчивой требовательности к миру. Стоило вернуться в 42-м к деду по матери, который оставался в Ярославской области, следом пришла путёвка на обучение в фабрично-заводском училище. Выбора не предоставляли, и девушка получила профессию электрика, отработав шесть лет в службе Ярославской городской электросети. Навещая в деревне сестру отца, познакомилась с местным пареньком Анатолием Филаретовым, он работал водителем. И вскоре перебралась сюда же на жительство, приняв совет старшей родственницы «выйти замуж, пока зовут».
– Понравился – не понравился, об этом как-то и речи не велось. После войны мужики наперечёт были. Как он выглядел? Такой же маленький росточком, как я, да ещё и рыжий… В 1950-м и 51-м погодки сын и дочь народились, надо было детей поднимать, так и прожили в браке 37 лет.
И в Дупленском, когда приехали в Сибирь из европейской части России по так называемой вербовке, был Анатолий Александрович как механизатор на хорошем счёту, но здоровье подкачало, он ушёл из жизни в 1985 году. Повзрослев, дочь Антонина закрепилась в Новосибирске, сын Николай остался в селе, но и его похоронили два года назад. Престарелая Анна Николаевна заботой близких не обделена: помогут помыться, постирают, снег в ограде почистят, огород вскопают и грядки посадят… Проживает в том же самом жилье из одной небольшой комнаты, которое выделил совхоз переехавшим сюда в 1959 году четверым Филаретовым. Печное отопление, приносная вода, обвалившийся глиняный потолок в кухоньке: глава сельсовета Александр Ильич Стефановский сообщил нам, что почти 90-летнюю жительницу блокадного Ленинграда, которой они помогли собрать документы, прошлой осенью включили в районную очередь на благоустроенную квартиру.
Две неравные части прошлого
Дни, с оглядкой на остатки былой сноровки, проходят в мелких хозяйственных заботах. А долгими одинокими вечерами, когда не молится маленьким покупным иконкам (неоткуда взяться родовым, чтобы передавались из века в век), не смотрит в экран такого же престарелого, как сама, телевизора «Спутник» со скромным количеством программ, не разгадывает, водрузив на нос очки, кроссворды, до которых большая охотница, Анна Николаевна погружается благодаря сохранившейся ясной памяти в незабываемое прошлое.
Девяносто лет за плечами, но прошлое – всегда из двух неравных частей: блокада в Ленинграде и всё остальное, что было в жизни после топтавшейся рядом в нетерпении смерти.
И даже теперь, когда в Ярославской области, куда Анна Николаевна Филаретова до перестроечных девяностых прошлого столетия регулярно ездила навестить родню, не осталось знавших девочку Аню Боеву ровесников, она позволяет себе мечтать: «Думаю, осушили бы Рыбинское водохранилище, – птицей без крыльев пешком бы ушла в родные края, чтобы вернуться в свою прежнюю жизнь... Ничего бы с собой не взяла, ничего мне не нужно…» Глубоко верующая, эта много пережившая женщина знает, что чудо всегда где-то рядом с отчаянием, как это случилось с ней, выжившей в блокадном Ленинграде.
Однако куда без багажа памяти, разве не он зачастую не даёт расправить крылья и гнёт к земле иногда сильнее, чем реальный?
Ольга ЖИГАЛОВА,
с. Дупленское, Коченевский район
Фото автора.
Подписи под фото:
1. После метели внук Александр поспешил очистить двор дома Анны Николаевны от снега.
2. На ладони 90-летней женщины – знак «Жителю блокадного Ленинграда».
