«Ревизор» в постановке Новосибирского городского драматического театра под руководством Сергея Афанасьева – это совершенно полный Гоголь, классический, настоящий.
- Панночка померла, - интимно предупреждает швейцар на входе, и не поверить ему не получится – вот же она, панночка, сидит себе тихонько на ступеньках, напевает что-то заунывное, как и положено мертвым душам. А на входе в женский туалет толчется пьяный Осип. Говорят, не все узнают героя пьесы.
Бродят по лестницам, которые в крохотном театре заменяют фойе, Александр Сергеевич и Николай Васильевич, охотно фотографируются с довольными зрителями - селфи из театра сегодня явление модное. Если не разместил в сети фотографию из зрительного зала – можно сказать, и в театре не был. Радует, что Пушкина и Гоголя узнают с первого взгляда, и, с точки зрения селфи они более популярны, чем чертенок, который корчит мордочку из-за стекла…
А в комнате зрителей уже и гроб стоит, и панночка – вторая уже – песни поет. И застываешь: какая панночка, сегодня же «Ревизор»? Но с другой стороны – какой же это Гоголь без панночки?
«Ревизор» в постановке Новосибирского городского драматического театра под руководством Сергея Афанасьева – это совершенно полный Гоголь, классический, настоящий. Написано «комедия» – значит, будешь хохотать весь спектакль. Все три с лишним часа. Знакомый со школы текст вдруг заиграет новыми красками. И мир перевернется: вот же оно, все у Николая Васильевича написано было, почему же я-то не видела?
Почему я думала, что главный герой пьесы – Хлестаков? Да какой он главный герой, этот мальчишка, инфантильный подросток, пьянеющий от собственной лжи, искренне верящий в то, что сам и придумывает. Наивный, как ребенок, Хлестаков в исполнении Алексея Казакова бездумно копирует то, что считает модным – манерничает, надувает щеки, радуется, что его приняли за кого-то другого, ни на минуту не задумывается о том, какие последствия повлекут его поступки… Такой узнаваемый - словно только сегодня из соцсетей, где каждый – гений, и за каждым гоняются 30 тысяч одних курьеров ( френдов)… Он и до этого городка не доехал бы, если бы не Осип, который, как дитятку, нянчит своего барина. Вздыхает, ругается, но нянчит – а куда ему, горемычному, деться?
Разве же это главный герой? Полноте, он – лишь случайный катализатор, та бабочка, касание крыла которой и сдвинуло гору. Обнажило то, что скрывается под слоем обыденности и приличия. Или не скрывается?
Вот же она – первая встреча с городскими чиновниками. Бомж вылез из помойного бака, скинул драное пальтецо, и вот он уже городничий и собирает своих «сотрудников». Ожившие мертвецы и зомби обсуждают на сцене приезд ревизора, не стесняясь ни обнажившихся мозгов, ни отпавшего носа, ни утекающего глаза. А чего стесняться среди своих-то? И в поисках таинственного инкогнито всматриваются в зрительный зал…
Городничий - Андрей Яковлев - эту пластику живого мертвеца, этот пустой взгляд сумеет сохранить до конца спектакля. Ему и грим не нужен, тут работает пластика актера, его энергетика. Мгновение – и вот уже Вий всматривается в заполненный зал. И не беда, что глаза у него открыты. И что он молодой и симпатичный и вообще на человека похож. Вглядываешься - и сразу понимаешь – вот он, предводитель нечистой силы-то, истинный Вий. И уже не важно, что выйдя в люди, чиновники быстро снимут свой грим, что в цивильных костюмах и без нашлепок они ничем не напоминают зомби. Мы-то знаем, каковы они на самом деле, когда среди своих…
А дальше закрутилось, понеслось - вот уже вычислили инкогнито, делегация спешит в гостиницу…
И сразу ясно, кто здесь главный герой - не важно, человек он или нет, важно что это – его город и достанет он тут любого - живого ли, мертвого ли... И сжимаются в страхе огромные полицейские, и падают ниц купцы. И слажено поет хор - с таким-то лидером попробуй сфальшивь!
Андрей Яковлев все три с половиной часа легко удерживает зал, не позволяя ни на мгновение отвлечься. И неважно, что текст знаешь почти наизусть, что, в общем, с сюжетом хорошо знаком. Здесь и сейчас – все новое, и, скрываясь за знакомым сюжетом, бушуют совершено иные, не проигранные прежде страсти, наблюдать которые – одно удовольствие.
Сергей Афанасьев застраивает сюжет плотно, так плотно, что скрытый смысл несет практически каждое движение, каждый шаг персонажей. И мелькают события, за каждым из которых просматривается свой отдельный сюжет. Вот жестоко избивает городничий куклу- полицейского. Вот играются с куклой-трупом Осип (Захар Штанько) и Хлестаков – то подвешивают, то за стол усаживают. Стоит ли удивляться, что трактирный слуга перепуган - он же с трупом разговаривает – и тащит украденную с кухни еду, хотя хозяин и велел не кормить больше гостей. Вот Авдотья - служанка Городничего (Вера Бугрова), которую боятся и сами хозяева. Не то посланница с того света, не то проверяющая (Ревизорро?), не то просто ленивая девка. Но просто-то у Афанасьева не бывает. И сколько ассоциаций сразу возникает…
Вот Анна Андреевна (Снежанна Мордвинова) - казалось бы, до чего ж персонаж проходной. Ну а если Анне Андреевне вернуть головной убор Солохи да добавить малорусский говор. А если еще реплик чуточку - совсем чуточку добавить? Типа – пусть проверит, куда это городничий деньги сдает, и покормил ли он гусей, да и вообще... и вырисовывается совершенно другая, уже вне этой истории жизнь, в которой прекрасная Солоха таки вышла за Голову, и крутит им, как может, и он с ней совсем иной. Даже если и Вий местами - то никак не с ней. А ее лишь просить может: « Аня, дай мне сказать!». И оправдываться, когда она застает его с хоровыми девками: «Аня, я на работе»…
Или музыкальный диалог Марьи Антоновны(Инна Исаева) и Хлестакова – когда в ответ на исполнение девицей неоднократно проверенной патриотической песни о России Хлестаков вдруг на одном дыхании выдает хит Стиви Уандера «All in love is fair». И это в гоголевский сюжет вплетается так органично, словно нужная нитка в узор.
И таких ниток великое множество. Афанасьев вывел на сцену почти всю труппу театра, каждому четко прочертил его линию, и из общего клубка сплетается яркий объемный многогранный узор, выстраивается совершенно гоголевский мир, в котором есть место и панночке, и городничему, и Пушкину с самим Гоголем, даже черту – тому самому, который Вакулу в Петербург катал. Ну, или его младшему сыну. Озорному и почти не пакостному, наученному уже реалиям жизни в городке. А что деньги он собирает или там оркестром дирижирует, так он же тоже полноправный житель этого самого городка, и вообще – толерантнее надо быть!
Народный хор, который привычно поет беспроигрышную патриотическую песню, и городничий, лично этим хором дирижирующий . Полеты и прыжки Хлестакова и Бобчинского (Петр Шуликов). И вся эта клоунада, акробатика, буффонада, которой наполнен спектакль.
И ужастик, когда совершенно по-вампирски кидается обманутый городничий на Добчинского (Артем Чернов), чтобы порвать ему шею, отомстить за свою ошибку – надо же, фитюльку какую приняли за важного человека…
Все это смешение ассоциаций и образов – не мешает истории, лишь наполняет ее новыми, причем совершенно гоголевскими смыслами.
И история о проворовавшихся чиновниках, которые принял за ревизора случайного залетного парнишку, сами надавали ему денег и сами же проводили из города, обретает второй и третий план. Разрастается, становится объемной, наполняется новыми смыслами и ассоциациями, размывает временные рамки. И неважно, где во времени и пространстве произошла эта история – она происходит у нас на глазах, и мы – ее участники. И все это ужасно смешно.
Был такой философ, Карл Маркс. Он писал: «Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым». Похоже, идеалистом он был. Второй век смеемся, а расстаться никак не можем!
Евгения Буторина,
Фото Екатерины Кастериной
